Али еще у телефона.
– Может, я и ошибаюсь насчет передатчика, – говорю я ей. – Расслабься.
Но она уже вскрывает пакеты. Слышен звук ломающегося пенопласта. Я знаю, что она сейчас обнаружит. Радиопередатчики могут весить меньше восьмидесяти граммов, а батареек в них хватает на три, может, четыре недели. Пол моей кухни был покрыт обрывками полиэтилена и пенопластом, в котором я проделывал ножом дырки.
– Я его нашла.
– Отсоедини батарейку.
Джо орет на меня:
– У вас бриллианты Алексея Кузнеца? Вы спятили?
Машина выезжает на Олбани-стрит и резко тормозит, вливаясь в поток транспорта. Потом снова набирает скорость, и мы перескакиваем через «лежачего полицейского».
Али живет в бедном, обветшалом квартале в Хэкни, на узкой улице, полной закопченных складов и заколоченных витрин. Она все еще у телефона.
– Где вы сейчас?
– Близко. У тебя выключен свет?
– Да.
Я слышу, как ей звонят в дверь.
– Ты кого-то ждешь?
– Нет.
– Тогда не открывай.
Десять… двадцать… тридцать секунд. Раздается звук разбитого стекла.
– Кто-то разбил стекло в двери, – говорит Али осипшим от страха голосом. Слышен звон сработавшей сигнализации.
– Ты вооружена?
– Да.
– Просто отдай им бриллианты, Али. Не надо рисковать.
– Да, сэр. Я больше не могу говорить. Поспешите!
Следующие несколько минут – самые долгие в моей жизни. Джо ведет машину на бешеной скорости, резко тормозя на поворотах и светофорах. Выехав на встречную полосу, он обгоняет три автобуса, заставляя машины шарахаться на обочину.
Отчаянно крутанув руль, он едва вписывается в крутой поворот. Меня отбрасывает на дверь, телефон бьет меня по уху. Я звоню в полицию, чтобы заявить о нападении на их сотрудника.
– Следующий поворот налево… примерно в середине улицы…
По обеим сторонам дороги выстроились шеренги домов. Фонари окрасили их в желтый цвет, от каменных фасадов до занавесок.
Дом Али прямо по курсу. Сигнализация все еще слышна. Выскочив из машины, я почти бегом направляюсь к дому. Джо кричит, чтобы я помедлил.
За распахнутой входной дверью зияет темнота. Прижавшись спиной к стене, я заглядываю внутрь. Вижу прихожую и лестницу, ведущую наверх. Проскользнув в дом, я жду, пока глаза привыкнут к темноте.
Я приходил к Али лишь однажды. Это было несколько лет назад. Тогда мы сидели в садике на крыше, положив ноги на перила, и попивали пиво. Все казалось золотым в лучах заката, и тогда я подумал, что, возможно, Лондон и впрямь новый Вавилон. Но эта мысль быстро погрузилась во тьму.
Из глубин памяти извлекается план квартиры.
Сразу налево гостиная, дальше столовая. Прямо за моей спиной – кухня. В лунном свете, проникающем через окно, не видно никаких зловещих силуэтов.
Пронзительный вой сигнализации действует мне на нервы. Ощупывая пальцами стену, я ищу панель управления. Сигнализация подсоединена к центральной проводке, у нее дополнительная батарейка на двенадцать вольт и защита от выключения.
Кто-то кладет руку мне на плечо и едва не получает удар костылем. К счастью, я вовремя понимаю, что это Джо. Во весь голос, чтобы он меня услышал, я велю ему пойти на улицу, найти звонок сигнализации и сбить его со стены.
– Чем?
– Включите воображение.
Он исчезает, а я проверяю кухню и гостиную. За окном светит фонарь, и мне видно, как Джо переходит улицу с автомобильной покрышкой в руках. Забравшись на кирпичную стену, он размахивается и бьет своим орудием по звонку. Еще пара попыток, и внезапно наступает тишина. Перемена столь разительная, что кажется, будто упало давление.
Осмотрев первый этаж, я тихо подхожу к лестнице, ведущей наверх. При всей моей нелюбви к оружию сейчас я жалею, что у меня его нет. Мой пистолет находится на дне реки или же на черном рынке.
На втором этаже я останавливаюсь и прислушиваюсь. Слышу только удары собственного сердца. Потом различаю в тишине еще один звук: чье-то дыхание. Прижав ухо к двери, я жду новых звуков.
Поудобнее ухватив костыль, я поворачиваю ручку и открываю дверь. Там настоящая темнота, не то что сумерки за моей спиной.
Здесь я тоже жду.
Я слышу короткий скрип пружин. Это кто-то дернулся на кровати – не от страха, а скорее от напряжения. Метнувшись вперед, включаю свет. Али сидит, вжавшись в стену, ее МР5 нацелен прямо мне в грудь.
Мы смотрим друг на друга. Потом она устало закрывает глаза и издает облегченный вздох.
– Вам повезло, что я не выстрелила.
– Я об этом позаботился.
Подняв рубашку, я показываю ей пуленепробиваемый жилет.
Профессор падает в кресло, вцепившись в подлокотники. Последние несколько минут окончательно истощили его силы. Али наливает ему стакан воды. Он берет его правой рукой – той, которая не дрожит.
– Где вы научились так ездить?
– В Сильверстоуне, – отвечает он. – Я выиграл на одной школьной вечеринке курс обучения вождению.
– Михаэль Шумахер отдыхает.
Али забаррикадировала входную дверь и теперь обходит комнаты, выясняя, не пропало ли что из вещей. При взломе сработала сигнализация, и преступник сбежал.
– Ты кого-нибудь видела?
– Нет.
– А где бриллианты?
Али выдвигает ящик.
– Я спрятала их туда, куда все девушки прячут личные вещи, – в нижнее белье.
Достав четыре бархатных футляра, она открывает один из них, и камни сыплются между ее пальцев на одеяло. Обычно, когда видишь слишком много чего-то редкого и прекрасного, его ценность начинает меркнуть. Но с бриллиантами все иначе. При виде их всегда перехватывает дыхание.