Пропавшая - Страница 8

К оглавлению

– И что ты тогда сделала?

– Мама Микки велела мне подождать. Она сказала, чтобы я не двигалась, вот я и села на ступеньки.

– Мимо тебя кто-нибудь проходил?

– Только соседи, помогавшие искать Микки.

– Ты знаешь, как их зовут?

– Некоторых. – Она перечислила их, загибая пальцы. – Это тайна?

– Думаю, можно и так сказать.

– А куда пошла Микки?

– Не знаю, милая, но мы ее найдем.

3

Меня приехал навестить профессор Джозеф О'Лафлин. Я вижу, как он идет по больничной парковке, странно раскачиваясь, словно на его левую ногу наложена шина. Его губы шевелятся: улыбаются, приветствуют людей, произносят шутки о том, какой коктейль он предпочитает: «взболтать, но не смешивать». Только этот человек может сделать болезнь Паркинсона поводом для шуток.

Джо клинический психолог и обладает типичной для своей профессии внешностью: высокий, худой, с копной темных волос – ни дать ни взять рассеянный академик, сбежавший с лекции.

Мы познакомились несколько лет назад в ходе расследования убийства. Я тогда долго подозревал О'Лафлина, но оказалось, что виновен был один из его пациентов. Не думаю, что профессор упоминает об этой истории в своих лекциях.

Тихонько постучав в дверь, Джо открывает ее и неловко улыбается. У него приветливое лицо и влажные карие глаза, словно у детеныша тюленя, пока того не стукнули прикладом по голове.

– Я слышал, у вас проблемы с памятью.

– Да кто вы такой, черт возьми?

– Очень хорошо. Приятно видеть, что вы не утратили чувство юмора.

Он долго оглядывается, решая, куда поставить портфель. Потом берет блокнот, придвигает стул и садится, упираясь коленями в кровать. Наконец устроившись, он смотрит на меня и молчит, словно я сам попросил его прийти.

Вот что я ненавижу в психологах. Они играют в молчанку и заставляют тебя усомниться в том, что ты нормален. Я не обещал, что буду что-то рассказывать. Я помню свое имя. Помню, где живу. Помню, куда положил ключи и где оставил машину. Я в полном порядке.

– Как вы себя чувствуете?

– Какой-то мерзавец меня подстрелил.

Неожиданно его рука начинает дрожать и подергиваться, но он усилием воли заставляет ее не шевелиться.

– Как ваш Паркинсон?

– Я перестал заказывать суп в ресторанах.

– Очень мудро. А как Джулиана?

– Прекрасно.

– А девочки?

– Растут.

В наших отношениях никогда не было места светским беседам и семейным темам. Обычно я напрашиваюсь к Джо на обед, пью его вино, заигрываю с его женой и бесстыдно выдаиваю из него мысли о нераскрытых преступлениях. Джо, конечно, это знает – и не потому, что он чертовски умен, а потому, что я – открытая книга.

Мне нравится О'Лафлин. Он учился в частной школе и принадлежит к среднему классу, но это не страшно. И мне нравится Джулиана, его жена, которая почему-то считает, что может снова женить меня, несмотря на мой прискорбный послужной список.

– Как я понимаю, вы встречались с моим начальником.

– С главным суперинтендантом.

– И что вы о нем думаете?

Джо пожимает плечами:

– Он производит впечатление профессионала.

– Перестаньте, профессор, вы способны на большее. Скажите, что вы думаете на самом деле.

Джо коротко шикает на меня. Он знает, что я его дразню.

Откашлявшись и глядя на свои руки, он начинает:

– Главный суперинтендант – типичный карьерист и на хорошем счету у начальства. Он переживает из-за своего второго подбородка и красит волосы. Страдает астмой. Пользуется лосьоном после бритья от Кельвина Кляйна. Женат, у него три дочери, которые так крепко прибрали папу к своим маленьким ручкам, что его осталось только посеребрить и выгравировать на нем надпись, как на трофее. Они вегетарианки и не разрешают ему есть мясо дома, поэтому он ест его в служебной столовой. Он читает романы Филлис Дороти Джеймс и любит воображать себя Адамом Далглишом, хотя и не пишет стихи и вообще не слишком чувствителен. И у него есть очень раздражающая привычка не слушать людей, а читать им лекции.

Я восхищенно присвистываю.

– Вы следили за этим парнем?

Профессор неожиданно смущается. Другой на его месте поражал бы своим талантом знакомых, а Джо всегда искренне удивляется, что угадал хотя бы половину. И он берет факты не из воздуха. Я мог бы попросить его обосновать каждое утверждение, и он не медлил бы с ответом. Джо, видимо, заметил, как Кэмпбелл отдувается, унюхал его лосьон, наблюдал за тем, как ест главный суперинтендант, увидел фото его детей…

Вот что пугает меня в Джо. Он как будто способен влезть человеку в голову и читать там, как в открытой книге. Не хочется слишком сближаться с человеком, который в один прекрасный день поставит перед тобой зеркало, где ты увидишь свою судьбу.

Джо рассматривает мою медицинскую карту, изучает результаты тестов и рентгеновские снимки. Потом закрывает папку.

– Итак, что случилось?

– Пуля, ружье – обычная история.

– Очнулись здесь? Что помните последним?

Я не отвечаю: я ломаю мозги уже два дня, с тех самых пор, как пришел в себя, но вспоминаю только пиццу.

– Каково ваше эмоциональное состояние?

– Подавлен. И зол.

– Из-за того, что не можете вспомнить?

– Никто не знает, что я делал на реке. Это не была полицейская операция. Я действовал в одиночку. Я не бунтарь. Я не бросаюсь в дело сломя голову, словно панкующий подросток с татуировкой «Рожденный проигрывать» на груди… Они обращаются со мной, как с преступником.

– Врачи?

– Полицейские.

– Вероятно, это потому, что вы не можете вспомнить. Вы чувствуете себя не таким, как все. Вы думаете, что все, кроме вас, посвящены в какую-то тайну.