– Вы не понимаете. Я должна ехать дальше.
Я почти слышу, как он обдумывает ее слова, словно ему нужен звонок другу, чтобы принять решение.
– Может, я недостаточно ясно выразился, – тянет он.
– Но мне надо…
– Держите руки на виду, – говорит он и обходит автомобиль, пиная шины.
– Пожалуйста, дайте мне проехать.
– А отчего такая спешка? У вас неприятности?
Поднялся ветер и гонит по дороге ржавые железки, откуда-то доносится лай собаки. Человек подходит к багажнику и, заметив, что крышка не закрыта, берется за нее обеими руками.
Когда он поднимает дверцу, я вытягиваю руку и упираю ствол пистолета в его промежность. У него отвисает челюсть, что способствует более глубокому дыханию.
– Вы срываете полицейскую операцию, – шиплю я. – Отойдите от машины и дайте леди проехать.
Он несколько раз мигает и кивает, а потом медленно опускает крышку. Когда машина отъезжает, я вижу, что он поднимает руку, как будто отдает честь.
Мы снова двигаемся быстро и, кажется, кружим по промышленной зоне. Рэйчел что-то ищет. Она съезжает с асфальта на землю и резко тормозит, убивая мотор.
В этой внезапной тишине я слышу ее голос. О чем говорит ее собеседник, я могу только догадываться.
– Я не вижу транспортный знак, – говорит она. – Нет, не вижу. – В ее голосе поднимается отчаяние. – Просто пустое место… Погодите. Теперь вижу!
Дверца открывается, и машина слегка покачивается. Я не хочу, чтобы она уходила. Она должна оставаться рядом со мной. Нет времени взвешивать возможности. Надеюсь, Алексей и русский догнали нас и заняли позицию.
Открыв багажник, я переваливаюсь через бортик, тяжело падаю и, тут же откатившись в тень, замираю, вжавшись лицом в грязный гравий.
Подняв голову через несколько секунд, я вижу Рэйчел в свете фар. Впереди прямо посреди пустыря стоит старый промышленный холодильник. Стальная дверь покосилась, она помята и поцарапана, но еще отражает свет. На холодильнике укреплен оранжевый дорожный знак.
Рэйчел идет к нему, спотыкаясь о битый кирпич и куски резины. Ее джинсы цепляются за моток проволоки, торчащий из земли. Она не глядя трясет ногой, освобождаясь, и подходит к холодильнику, который высотой почти с нее. Я вижу, как она протягивает руку, берется за ручку и открывает дверь. Из холодильника выпадает детское тело. Маленькое, почти игрушечное. Рэйчел инстинктивно вытягивает руки, ее рот открывается в безмолвном крике.
Я вскакиваю на ноги и бегу к ней. Это самые длинные сорок ярдов в моей жизни – мой горизонтальный Эверест, и я преодолеваю его, нелепо размахивая руками. Вероятно, о подобных моментах говорят: душа ушла в пятки. Рэйчел стоит на коленях и обнимает тельце. Она совсем ослабела. Просто выжата, как лимон. У нее в руках кукла размером с ребенка, с бежевым телом и конечностями, с лысой узловатой головой, распухшей и изношенной.
– Послушайте, Рэйчел! Это не Микки. Это просто кукла. Взгляните! Посмотрите!
На лице Рэйчел странное, почти спокойное выражение. Только веки движутся в каком-то собственном ритме. Я медленно высвобождаю куклу из ее рук и, обняв Рэйчел, прижимаю ее голову к своей груди.
На шее куклы такой же синей шерстяной ниткой, из каких сделаны волосы, привязана записка. Буквы выведены чем-то темно-красным. Я молюсь, чтобы это была краска.
Четыре слова – большими буквами:
...ЭТО МОГЛА БЫТЬ ОНА!
Укрывая Рэйчел своей курткой, я медленно веду ее к машине и усаживаю в салон. За все это время она не издала ни звука. Она не реагирует на мой голос. Просто смотрит перед собой куда-то вдаль, а может, в будущее, за сотню ярдов или за сотню лет отсюда.
Взяв с переднего сиденья мобильный, я слышу только тишину. И кричу про себя от разочарования.
– Они перезвонят, – говорю я себе. – Садись. Подождем.
Устроившись на сиденье рядом с Рэйчел, я нащупываю ее пульс, поплотнее подтыкаю вокруг нее куртку. Ей нужен врач. Пора все отменять.
– Что случилось? – спрашивает она, обретя некоторую связь с реальностью.
– Повесили трубку.
– Но они перезвонят?
Я не знаю, что ей ответить.
– Я вызываю «скорую».
– Нет.
Поразительно! Несмотря на глубочайший шок, в ее мозгу еще сохранилась одна чистая, неповрежденная клеточка. Словно матка в улье… И теперь она продолжает контролировать ситуацию.
– Если у них Микки, они перезвонят, – говорит Рэйчел. Это утверждение сделано таким ясным и твердым тоном, что я не могу ничего сделать, кроме как послушаться ее.
– Хорошо. Подождем.
Она кивает и вытирает нос рукавом. Фары еще бросают бледный свет на тропинку среди травы и зарослей. Я могу различить очертания деревьев, которые напоминают фиолетовые шрамы на теле неба.
У нас не получилось. Но что еще можно было сделать? Я смотрю на Рэйчел. Ее губы посинели и дрожат. Руки безвольно свисают вдоль тела, и кажется, что последние жизненные силы покинули его.
Тишину нарушает лишь отдаленный шум транспорта… И вдруг в этой тишине звучит звонок!
Рэйчел даже не шевельнулась. Ее сознание где-то далеко, в более безопасном месте. Я смотрю на горящий квадрат экрана и отвечаю на звонок.
– Миссис Карлайл?
– Она недоступна.
В паузу можно вписать целый роман.
– Где она? – Голос еще изменен.
– Миссис Карлайл не в состоянии разговаривать. Вам придется говорить со мной.
– Вы полицейский?
– Неважно, кто я. Теперь мы сможем закончить операцию. Прямой обмен – бриллианты на девочку.
Еще одна долгая пауза.
– У меня есть выкуп. Он прямо здесь. Либо вы соглашаетесь на сделку, либо идете своей дорогой.