Пропавшая - Страница 34

– При чем здесь Микки?

– Я и Микки любил. Я никогда не причинил бы ей боль… нарочно, никогда.

Его светло-зеленые глаза наполнились слезами. Когда он больше не мог смаргивать их, он принялся вытирать их руками. Я чувствовал жалость к нему. Я всегда ее чувствовал.

– Говард, теперь ты должен меня выслушать. Ты сможешь высказаться позже. – Я придвинул стул ближе, так, что наши колени соприкоснулись. – Ты человек средних лет, ты никогда не был женат, живешь один, проводишь все свободное время с детьми, фотографируешь их, покупаешь им мороженое, вывозишь их на прогулки…

Его щеки еще больше покраснели, но сжатые губы оставались бледными.

– У меня есть племянники и племянницы. Я их тоже фотографирую. В этом нет ничего плохого.

– И ты собираешь детские журналы и каталоги детской одежды?

– Это законно. Они не порнографические. Я хочу стать фотографом, детским фотографом…

Я встал со стула и переместился так, чтобы оказаться у него за спиной.

– Говард, я только одного не понимаю. Что ты находишь в маленьких девочках? Ни бедер, ни груди, ни опыта. Они же плоские вдоль и поперек. Нет, я понимаю: «из конфет и пирожных и сластей всевозможных», и все дела – девочки пахнут лучше, чем мальчишки, но у Микки не было даже намека на какие-то формы. Добрая фея отрочества еще не посыпала волшебным порошком ее глаза, отчего у нее затрепетали бы веки, а тело стало бы развиваться. Что ты находишь в маленьких девочках?

– Они невинны.

– И ты хочешь отнять это у них?

– Нет. Ни за что.

– Ты хочешь их обнять… прикоснуться к ним.

– Не так. Не в дурном смысле.

– Наверное, Микки смеялась над тобой. Неуклюжий старик-сосед.

На этот раз его голос звучит громче:

– Я не прикасался к ней!

– Ты помнишь «Убить пересмешника»?

Он промолчал, с недоумением глядя на меня.

– Страшила Рэдли, живший через дорогу, был жутким типом с изуродованным лицом. Его боялись все дети. Они кидали камни в крышу его дома и подбивали друг друга залезть к нему во двор. Но в конце именно Страшила спасает Глазастика и Джима от настоящего злодея. Он становится героем. Ты этого ждал, Говард, – возможности спасти Микки?

– Вы меня не знаете. Вы ничего обо мне не знаете.

– Да нет, знаю. Я точно знаю, кто ты такой. Для таких, как ты, есть название: преступник-педофил. Ты выбираешь жертву. Выделяешь ее из толпы. Знакомишься с родителями. Постепенно проникаешь в ее жизнь, пока она не начинает тебе доверять…

– Нет.

– Что ты сделал с Микки?

– Ничего. Я к ней не прикасался.

– Но хотел.

– Я просто делал снимки. Я никогда бы не обидел ее.

Он хотел сказать что-то еще, но я поднял руку и перебил его:

– Знаю, ты не из тех парней, которые подобные вещи планируют. Ты не такой. Но иногда случается непредвиденное. К такому не готовятся. Просто ситуация выходит из-под контроля. Ты видел ее в тот день?

– Нет. Я не прикасался к ней.

– Мы нашли отпечатки пальцев и волокна одежды.

Он отчаянно трясет головой.

– Они были у тебя в фургоне, Говард. И в твоей спальне.

Перегнувшись через его плечо, я тычу пальцами в разные фотографии.

– Мы обязательно найдем твоих «моделей», Говард, эту, и эту, и эту. И мы спросим всех этих девочек, что ты с ними сделал. Мы узнаем, прикасался ли ты к ним и какие еще фотографии делал…

Мой голос стал низким и хриплым. Я наклоняюсь и, упершись в плечо Горварда, выталкиваю его со стула.

– Я не оставлю тебя, Говард. Мы оказались здесь вместе – как сиамские близнецы, у которых одно бедро на двоих, но только вот здесь разное. – Я стучу себя по голове. – Помоги мне понять.

Он медленно повернулся, ища сочувствия в моих глазах. И вдруг попятился, забился угол и упал на колени, прикрывая голову руками.

– Не бейте меня! Не бейте меня! – закричал он. – Я скажу вам все, что вы хотите…

– Что ты устраиваешь? – прошипел я.

– Только не по лицу! Не бейте меня по лицу!

– Поднимайся. Прекрати это!

– Пожалуйста! Не надо! А-а-а!..

Я открыл дверь, чтобы позвать дежурных. Двое уже бежали по коридору.

– Поднимите его. Усадите его обратно.

Говард словно растекся по полу. Это было все равно что собирать желе. Едва его поднимали и усаживали на стул, он тут же соскальзывал обратно, дрожа и стеная. Дежурные переглянулись, потом посмотрели на меня. Я знал, о чем они думали.

В конце концов мы оставили его лежать под столом. В дверях я обернулся. Я хотел кое-что сказать. Хотел предупредить его, что это только начало.

– Вы меня не запугаете, – тихо произнес он. – Я специалист. Меня запугивали всю жизнь.

Я сижу в той самой комнате спустя три года, но история еще не закончена. Звонит мобильный. В голосе профессора сквозит облегчение:

– Как ваши дела?

– Нормально, но мне нужно, чтобы вы приехали за мной. Меня хотят опять отправить в больницу.

– Может, это неплохая мысль?

– Вы поможете мне или нет?

В участке пересменка. На дежурство заступают новые группы. Кэмпбелл сидит где-то наверху, перебирая бумажки или другим сходным образом отрабатывая свою зарплату. Проскользнув по коридору мимо гардероба, я добираюсь до выхода на парковку. Порыв ветра выносит меня на улицу.

Электрические ворота приходят в движение. Спрятавшись в тени, я наблюдаю, как на территорию въезжает «скорая». Это за мной. Ворота закрываются. В последний момент я проскальзываю в узкую щель. Поворачиваю направо, иду по тротуару и, еще дважды свернув в ту же сторону, возвращаюсь на Харроу-роуд.