Я хотел, чтобы Говард почувствовал себя пятнадцатилетним мальчишкой, которого я застал за мастурбацией в душе школы «Коттслоу-парк». И какие бы оправдания он ни придумывал, я узнаю, что он лжет. Способность внушать страх и неуверенность – вот самое сильное оружие в нашем мире.
– Вы кое-что пропустили, – пробормотал Говард.
– Что?
– Я диабетик. Инсулин и все дела.
– У моего дяди был диабет.
– Только не говорите мне, что он перестал есть шоколад, начал бегать по утрам, и все прошло. Я это все время слышу. И еще: «Боже, я бы просто умер, если бы мне пришлось каждый день колоть себя иглой!» Или вот еще: «Это ведь из-за того, что ты такой толстый?»
Мимо нас сновали люди, одетые в комбинезоны и перчатки. Некоторые несли металлические ящики, фотооборудование и осветительные приборы. По коридору, словно через реку, были положены мостки.
– Что вы ищете? – тихо спросил он.
– Улики. Этим, собственно, и занимаются следователи. Мы используем улики, чтобы возбудить дело. Они-то и превращают гипотезы в теории, а теории в уголовные дела.
– Значит, на меня заведено дело?
– Ведется работа.
В этом была доля истины. Я не мог сказать, что конкретно ищу, пока не нашел: одежду, отпечатки пальцев, перевязочные материалы, кассеты и фотографии, семилетнюю девочку, которая шепелявит, – любое из вышеперечисленного.
– Мне нужен адвокат.
– Хорошо. Можете позвонить по моему телефону. А потом спустимся вниз и дадим на крыльце совместную пресс-конференцию.
– Вы не можете вывести меня туда.
Телекамеры стояли вдоль дорожек, как металлические триффиды, поджидая возможности вцепиться в любого, покинувшего здание.
Говард сел на ступеньку, ухватившись для верности за перила.
– Я чувствую запах известки.
– Я прибирался.
– Как трогательно, Говард! И что же вы прибирали?
– Я пролил химикаты в студии.
У него на запястье были царапины. Я указал на них:
– Откуда это?
– Две кошки миссис Суинглер убежали в сад. Один из ваших офицеров оставил дверь открытой. Я помогал ей поймать их.
Он прислушался к стуку выдвигаемых ящиков и передвигаемой мебели.
– Вы знаете историю Адама и Евы, Говард? Это был самый важный момент в человеческой истории: первая ложь. Это и отличает нас от животных. Не более развитое мышление, не способность получить кредит. Мы лжем друг другу. Мы намеренно вводим других в заблуждение. Я думаю, что вы честный человек, Говард, но вы сообщили мне ложную информацию. А у лжеца есть выбор.
– Я говорю правду.
– У вас есть секрет?
– Нет.
– А у вас с Микки есть секреты?
Он покачал головой.
– Я арестован?
– Нет. Вы просто помогаете нам вести расследование. Вы очень полезный человек. Я понял это с самого начала, когда вы фотографировали и печатали листовки.
– Я показывал людям, как выглядела Микки.
– Вот и правильно, Говард. Вы очень полезный человек.
Обыск занял три часа. На мебели не было пыли, ковры недавно пропылесосили, одежду вычистили, раковины помыли. За операцией следил Джордж Нунан, опытнейший криминалист, который выглядел почти альбиносом из-за седых волос и бледной кожи. Создавалось впечатление, что Нунан презирает обыски, в которых не фигурировал труп. Для него смерть всегда была бонусом.
– Возможно, вы захотите на это взглянуть, – сказал он.
Я пошел за ним по коридору в переднюю. Он перекрыл там все источники света, завесив окна и заклеив изолентой щели в дверях. Поставив меня перед камином, Нунан закрыл дверь и выключил свет.
Темнота. Я не мог разглядеть своих ног. Потом заметил на ковре маленькую дорожку капелек, которые горели синим светом.
– Вероятно, это следы небольшого кровотечения, – объяснил Нунан. – Гемоглобин в крови реагирует на люминол, химикат, который я распылил по полу. Некоторые бытовые препараты, вроде известки, могут давать такую же реакцию, но я думаю, что это кровь.
– Вы сказали, от небольшого кровотечения?
– Да, медленного – вряд ли из глубокой раны.
Капли были размером не крупнее хлебных крошек и образовывали прямую линию.
– Здесь раньше что-то лежало – какой-то ковер, – объяснил он.
– И на нем было больше крови?
– Возможно, хозяин попытался избавиться от улик.
– Или завернул в него тело. Хватит, чтобы сделать анализ ДНК?
– Думаю, да.
Я поднялся, с хрустом разогнув колени. Нунан включил свет.
– Мы еще кое-что нашли. – Он протянул мне детские купальные трусики, запечатанные в полиэтиленовый пакет. – Кажется, здесь нет ни крови, ни спермы. Но с уверенностью сказать не могу, пока не проверю в лаборатории.
Говард ждал на лестнице. Я не стал его спрашивать о пятнах крови и о белье. Я также не стал задавать вопросов о восьмидесяти шести тысячах детских фотографий на диске его компьютера и о шести коробках каталогов детской одежды под кроватью. Придет время и для этого.
Мир Говарда перевернули вверх тормашками и опустошили, словно ящик комода, но он даже не поднял головы, когда уходил последний полицейский.
Выйдя на крыльцо, я сощурился от яркого солнечного света и повернулся к камерам.
– Мы действовали согласно ордеру на обыск квартиры в этом доме. Один человек помогает нам в расследовании. Он не находится под арестом. Я хочу, чтобы вы уважали его право на уединение и оставили в покое всех жильцов этого дома. Не мешайте следствию.
Из-за камер на меня хлынул поток вопросов:
– Микки Карлайл еще жива?
– Вы готовы произвести арест в ближайшее время?