– Мне нужно его имя.
Она не ответила.
Я ждал, когда тишина смутит ее, но, казалось, Рэйчел абсолютно равнодушна ко всему вокруг. У нее не было нервных привычек вроде приглаживания волос или покусывания губ. Она выглядела полностью отрешенной.
– Он никогда не причинил бы ей вреда, – внезапно сказала она. – И он не так глуп, чтобы забирать ее.
Моя ручка зависла над блокнотом.
– Алексей Кузнец, – спокойно произнесла она. Сначала я подумал, что она шутит, и чуть не засмеялся.
Алексей Кузнец… Это было имя, от которого перехватывало дыхание и становилось холодно внутри, имя, которое произносили в тихих уголках, скрестив пальцы и постучав по дереву.
– И когда вы в последний раз видели бывшего мужа?
– В день нашего развода.
– А почему вы так уверены, что не он забрал Микки?
Она и бровью не повела.
– Мой муж пользуется репутацией человека жестокого и опасного, инспектор, но не глупого. Он никогда пальцем не тронул бы ни Микки, ни меня. Он знает, что я могу его уничтожить.
– И как именно вы можете это сделать?
Ей не нужно было отвечать. Я видел в ее немигающих глазах свое отражение. Она была убеждена в своей правоте. У нее не было и тени сомнения на этот счет.
– Вы должны знать кое-что еще, – сказала она. – У Микки бывают приступы паники. Она не может выходить на улицу одна. Психолог говорит, что это агорафобия.
– Но она ведь только…
– Ребенок? Да. Люди не знают, что такое случается. Раньше даже от одной мысли о том, чтобы пойти в школу, ей становилось плохо. Боль в груди, сердцебиение, тошнота, астма… Обычно мне приходилось доводить ее прямо до класса и потом забирать оттуда же.
Она была вынуждена призвать на помощь всю свою волю, чтобы не заплакать. Слезы и женщины – в этом я не специалист. Некоторые мужчины могут просто обнять женщину и принять на себя часть ее боли, но я не из их числа. Увы.
Рэйчел, казалось, была слишком потрясена, чтобы владеть собой, но она не собиралась расклеиваться у меня на глазах. Она хотела показать мне, что умеет быть сильной. Но я и так знал это. Женщина, которая ушла от Алексея Кузнеца, несомненно, обладала незаурядной храбростью.
– Вы что-то вспомнили? – спрашивает Джо, приблизившись ко мне.
– Нет. Просто задумался.
Али перегибается через перила.
– Может, кто-нибудь из соседей знает, где Рэйчел. Как насчет той, у которой кошки?
– Миссис Суинглер.
За время, прошедшее с момента трагедии, многие соседи съехали. Семья Мерфи теперь управляет пабом в Эшере, Кирстен Фицрой, лучшая подруга Рэйчел, перебралась в Ноттинг-хилл. Наверное, трагедия заполняет дом, словно запах, от которого нельзя избавиться.
Спустившись на лифте на второй этаж, я стучусь в дверь миссис Суинглер. Опершись на костыли, прислушиваюсь, как она идет по прихожей. Длинные нитки бусин, вплетенные в ее волосы, тихо постукивают при ходьбе. Дверь со скрипом открывается.
– Здравствуйте, миссис Суинглер, вы меня помните?
Она свирепо смотрит на меня. Она думает, что я местный санитарный инспектор, пришедший, чтобы забрать ее кошек.
– Я приходил сюда несколько лет назад, когда пропала Микки Карлайл. Я ищу Рэйчел Карлайл. Вы ее видели?
Из комнаты доносится отвратительный запах, отчасти кошачий, отчасти человечий. Хозяйка обретает голос:
– Нет.
– А когда вы видели ее в последний раз?
Она пожимает плечами:
– Несколько недель назад. Наверное, она уехала в отпуск.
– Это она вам сказала?
– Нет.
– А вы замечали ее машину у дома?
– А какая у нее машина?
Я задумываюсь. Не знаю почему, но я помню.
– «Рено эстейт».
Миссис Суинглер качает головой, отчего бусины снова стучат.
В прихожей у нее за спиной громоздятся коробки и ящики. Я замечаю легкое движение, шевеление, как будто меня окружают мятущиеся тени. Кошки. Повсюду. Вылезают из коробок и ящиков, из-под кровати и со шкафа. Темные фигуры текут по полу, собираются вокруг хозяйки, трутся о ее бледные ноги, покусывают за лодыжки.
– Когда вы видели меня в последний раз?
В ее глазах я читаю удивление.
– В прошлом месяце. Вы то приходили, то уходили.
– Со мной был кто-нибудь?
Она с подозрением косится на профессора.
– Ваш друг пытается шутить?
– Нет. Он просто кое-что забыл.
– Думаю, вы встречались у нее наверху.
– Вы знаете зачем?
Ее смех пронзителен, как скрипка.
– Я что, похожа на вашего бесплатного секретаря?
Она уже собирается захлопнуть дверь, как вдруг что-то припоминает.
– Теперь я вас вспомнила. Вы все искали эту девчушку, которую убили. Это все она виновата, помяните мое слово.
– Кто виноват?
– Таким людям, как она, нечего заводить детей, если они не могут с ними управиться. Я не против, когда мои налоги идут на больных ребятишек в больницах и на починку дорог, но почему я должна платить матерям-одиночкам, которые живут на пособие и тратят денежки на сигареты и выпивку?
– Ей не нужно было пособие.
Миссис Суинглер одергивает халат.
– Горбатого могила исправит.
Я делаю шаг ей навстречу.
– Вы так думаете?
Внезапно она пугается и словно выпадает из реальности:
– Я все маме скажу. Хорошенького понемножку, ладно?
Профессор закрывает дверь лифта, тот дергается и начинает спускаться. Когда мы оказываемся в фойе, я снова поворачиваюсь к лестнице. Десятки раз я обыскивал этот дом – в реальности и во сне, – но все равно хочу еще раз прочесать его насквозь, разобрать по кирпичику.